— Ольга Николаевна, нам придётся завершить сотрудничество.
Геннадий Иванович произнёс это почти ласково, тем самым голосом, которым говорят о вещах, уже решённых где-то далеко и окончательно, не оставляя пространства ни для возражений, ни для надежды, ни даже для возмущения. Он сидел в своём массивном кресле, откинувшись назад, будто хотел показать, что разговор для него — формальность, а не человеческая драма, и медленно переплетал пальцы на животе, словно подбирая удобную позу для чужого краха.
— Компания выходит на новый этап, — продолжил он, избегая моего взгляда. — Нам нужна другая динамика, свежая энергия, люди, которые смотрят вперёд, а не оглядываются на прошлое. Ты же понимаешь.
Я смотрела на него и видела не начальника, а человека, с которым когда-то сидела на холодном подоконнике в арендованном офисе без ремонта, пила растворимый кофе и верила, что мы строим что-то настоящее, честное и общее. Я видела галстук, который сама выбирала ему к прошлогоднему корпоративу, и идеально выбритое лицо, за которым сейчас скрывалась самая обычная трусость.
— Понимаю, — сказала я спокойно, удивляясь собственному голосу. — Это та самая «свежая энергия», которая улыбается тебе с ресепшена и не отличает отчёт о прибылях от кассового чека, но ей двадцать два, и она смеётся над каждым твоим анекдотом?
Он поморщился, будто я задела что-то болезненное и тщательно прикрытое.
— Не нужно переводить разговор в личную плоскость, — холодно ответил он. — Дело не в возрасте, Ольга. Просто твой подход… он стал слишком осторожным. Мы топчемся на месте. Нам нужен прорыв.
Это слово он повторял особенно часто последние месяцы, словно надеялся, что если произносить его достаточно уверенно, то никто не станет задавать лишних вопросов, не станет копаться в цифрах, не станет смотреть слишком внимательно туда, куда смотреть было опасно. Я прекрасно понимала, почему разговор зашёл именно сейчас, потому что инвесторы всё чаще упоминали независимый аудит, а я была единственным человеком в компании, кто видел всю картину целиком и слишком хорошо понимал, где именно заканчивается «прорыв» и начинается банальное воровство.
— Хорошо, — сказала я, вставая. — Когда мне освободить рабочее место?
Моё спокойствие его насторожило, потому что он ждал другого, он ждал слёз, обид, попыток уговорить, чего угодно, что позволило бы ему почувствовать себя победителем и великодушным руководителем одновременно.
— Можешь сегодня, — ответил он после паузы. — Не спеши. Кадры всё оформят. Компенсация будет, как положено.
Я кивнула и направилась к двери, но уже на пороге остановилась и, не оборачиваясь полностью, сказала:
— Ты прав, Геннадий. Компании действительно нужен прорыв. И я, пожалуй, помогу ему случиться.
Он не понял смысла этих слов и лишь снисходительно улыбнулся, решив, что это пустая бравада женщины, которую только что вычеркнули из системы.
В общем зале стояла та самая тишина, которая бывает только тогда, когда все всё знают, но боятся сказать даже лишний вдох. Коллеги отворачивались, делали вид, что заняты, кто-то нервно перебирал бумаги, кто-то смотрел в монитор, не видя строк. На моём столе уже стояла коробка, аккуратная, картонная, словно мой уход был запланирован заранее и тщательно вписан в график.
Я медленно складывала свои вещи, фотографии детей, старую кружку с трещиной, профессиональные журналы с пометками на полях, а на самое дно положила маленький букет ландышей, который сын принёс мне накануне просто так, потому что увидел их по дороге и вспомнил обо мне.
Потом я достала из сумки то, что готовила заранее. Двенадцать красных роз и одну толстую чёрную папку на завязках, тяжёлую не по весу, а по смыслу.
Я шла от стола к столу и вручала каждому по цветку, говорила слова благодарности, простые и честные, без пафоса, и видела, как у кого-то дрожат руки, как кто-то не может сдержать слёз, потому что понимал, что сегодня прощаются не просто со мной, а с последней иллюзией безопасности.
Когда розы закончились, в руках осталась только папка. Я взяла её и пошла обратно к кабинету Геннадия, не оглядываясь на взгляды за спиной.
Он говорил по телефону и смеялся, когда я вошла без стука.
— Да, старая команда уходит, — говорил он. — Время двигаться дальше.
Я подошла к столу и положила папку поверх его аккуратно разложенных документов. Он замолчал и медленно поднял на меня глаза.
— Это что?
— Это мой прощальный подарок, — сказала я спокойно. — Здесь все твои «прорывы» за последние два года. С цифрами, датами, счетами и комментариями. Особенно интересный раздел про вывод средств под видом оптимизации.
Я развернулась и вышла, не дожидаясь ответа, чувствуя, как за спиной рушится его уверенность, как ломается привычный порядок вещей.
Офис смотрел на меня иначе, на каждом столе стояла красная роза, и это выглядело как немой знак того, что правда всё-таки имеет вес. У выхода меня догнал Дмитрий, молчаливый айтишник, которого здесь привыкли не замечать.
— Ольга Николаевна, — сказал он тихо. — Если понадобится помощь… данные, копии… вы знаете, где меня найти.
Я кивнула, понимая, что первый шаг уже сделан.
Дома меня ждали муж и сын, и они всё поняли без слов. Поздно вечером раздался звонок.
— Ольга, — голос Геннадия дрожал. — Ты понимаешь, что это серьёзно?
— Именно поэтому я это сделала, — ответила я. — Это не месть. Это справедливость.
В трубке повисла тишина, тяжёлая и глухая, и в этот момент я поняла, что страх сменил сторону, а значит, назад дороги уже нет.
