**Дневник. Никто меня не понимает, а у меня есть причины**
Я оказался перед выбором, где любой выход — словно шаг по тонкому льду. Мне сорок, и я не хочу ухаживать за больной матерью. Не из-за лени. Не из-за чёрствости. У меня есть причины, в которые не намерен посвящать каждого родственника. Но именно они теперь давят на меня, будто гири на весах.
Моя мать сама пыталась от меня избавиться
Матери — восемьдесят, а я её поздний, нежеланный ребёнок. Первую дочь, сестру, она родила в двадцать два от первого мужа. Потом развод, а дальше — кабаки, случайные мужики, ночи напролёт. Сестру растили соседки, пока мать валялась пьяная.
Когда ей стукнуло сорок, забеременела снова — мной. Сама признавалась: на аборт было поздно. Рассказывала, какие «бабкины методы» пробовала, чтобы избавиться. А в ссорах шипела одно и то же:
— Зря я тебя тогда не выкинула…
Я — её позор. Девочка без отца, чьё появление — случайность. Воспитывала меня шестнадцатилетняя сестра. Не из любви — по необходимости.
Наш дом был адом, а не семьёй
Детство — запах перегара, крики, драки. Мужики сменялись, все пили. Один, когда мне было десять, полез ко мне. Вырвалась, ночь просидела на лавочке у подъезда. Хорошо, хоть лето. Матери сказала — его больше не видел. Но ничего не изменилось.
Сестра в двадцать пять сбежала в Питер. Перестала звонить. Понимаю её. Не осуждаю. Она была мне больше матерью — кормила, мыла, водила в сад. Но, наверное, ненавидела за украденную молодость.
Бунт и пустота
С пятнадцати почти не появлялся дома. Ночевал у друзей, потом у девушки. Мать стала чужим человеком. Жили как соседи. Иногда била — обычно пьяная. Чаще орала. Или молчала.
После школы поступил в техникум с общагой. Мать даже обрадовалась. С тех пор не общались. Ни звонков, ни поздравлений. Мне это было не нужно.
Теперь она у меня — но жить с ней не стану
Не женат. Детей нет. Был брак — не сложилось. Сейчас есть женщина, но жениться не спешу. Живу один, работаю, ценю тишину.
Три месяца назад у матери инсульт. Родня положила её в больницу, позвонила мне. Не поехал. Просто перевёл на лекарства пять тысяч рублей. Ни страха, ни жалости — ничего.
После выписки привезли ко мне. Упрекают: «Ты же сын, тебе и карты в руки!» Ждали, что растаю. Но я увидел ту же женщину, что сломала мне детство.
Сразу сказал: оформляю в дом престарелых. Не стану жить с ней, не буду ухаживать. Когда я был ребёнком, ей было всё равно. Она не растила, не любила. Почему теперь я должен жертвовать собой?
Мать после инсульта плохо говорит, но мат идёт чётко.
Родня в ярости — но забирать её никто не хочет
Тётка каждый день орёт в трубку. То уговаривает, то грозит «божьей карой». Кричит, что я «безродный выродок». Предложил забрать её к себе. В ответ: «У меня однушка, куда я её дену?!»
Позвонила какая-то двоюродная, орала, что я «тварь конченная». На словах все святые, но на деле — никому она не нужна.
Я помогу — деньгами, продуктами, лекарствами. Но не стану дарить тепло тем, кто сжёг все мосты. А кто осуждает — пусть попробует пожить с матерью, которая твердила: «Ты — ошибка».
P.S. Быть родителем — не только родить. Надо растить, обнимать, защищать. Она этого не сделала. А теперь требует любви. Но её во мне нет.
